вверх, но это только каждый пятый патрон в пулемёте.
Немцы заметались, сбились с боевого курса. Но это еще не конец боя: «юнкерсы» опять заходят, теперь уже с разных курсовых углов. Двое нацеливаются на ушедший вперёд сухогруз, один — на «Шторм»!
— Никита, весь огонь на пару что атакует сухогруз! — передаю я команду старпому, а сам становлюсь за руль и начинаю маневрирование, чтобы избежать прямого попадания бомб в тральщик. Капитан американского сухогруза тоже заметил опасность и тоже резко меняет курсы, а наши зенитки, наращивают темп стрельбы.
Наш слабый зенитный огонь всё же имеет хоть какое-то воздействие на вражеских пилотов, они начали набирать высоту, чтобы избежать огня скорострельных пулемётов, и уже скоро огонь из ДШК становится бесполезным, но мы всё равно ведём непрерывную стрельбу, чтобы хоть как-то заставить нервничать пилотов. Чем выше высота, тем труднее прицеливание и легче увернуться от бомб, но это в теории…
Когда «юнкерсы» переходят в пике, сухогруз успевает резко отвернуть в сторону, я же даю команду застопорить машину. Уловив момент отделения бомб от самолета, я внимательно наблюдаю за направлением их падения, чтобы произвести нужный маневр. Самолет при пикировании резко снижается, подставляет себя под огонь наших зениток, и они бьют, как говориться «на расплав стволов». Я действую по интуиции, к такому меня никто не готовил. Страха почти нет, только какое-то нездоровое возбуждение и азарт, как во время охоты. К тому же фашистские летчики не проявили большого упорства и решительности. Сбросив бомбы с некрутого пикирования, они ушли в сторону берега, в сухогруз и тральщик не попала ни одна из бомб. Столбы разрывов легли далеко от нас, хотя мне показалось, что рядом с американцем всё же упала одна из бомб.
— Ромашка, свяжись с этим мудилой! — я с трудом разжимаю руки держащие штурвал и тыкаю в сторону сбежавшего сухогруза — и гони его в стойло! Узнай у него, есть ли повреждения и потери. Сидоренко, доклад!
— Повреждений и потерь не имеем! Расход боеприпасов доложу после подсчёта! — докладывает бледный старпом, у него это тоже первый бой, но держался он молодцом, действовал уверено.
— Уф! Чуть не обделался! — это делится своими эмоциями Иваныч, который по боевому расписанию был в рубке. Все сначала робко а потом все сильнее и сильнее начинают смеяться, этот смех почти истерический, нервный, но сейчас он снимает напряжение на ходовом мостике.
— Как мы их! — Изя тут как тут, во время боя он был возле орудия, а теперь тоже поднялся на мостик — струсили и убежали!
— Повезло нам просто, видимо у них горючка на исходе, а то бы они нас раскатали в тонкий блин! Что такое два пулемёта и пушка на три судна? Да считай ничего, с первого захода не получилось у них, а на другие уже времени не было — поясняет Сидоренко замполиту прописные истины, он явно зол — да нам бы и одного «юнкерса» хватило, наши пулемёты только что бы от себя мух отгонять! Толку ноль! Даже не зацепили никого!
— Остынь Никита, первый заход мы им сбили? Сбили! Так что не всё так плохо, мы конечно всё равно что из рогатки по ним стреляли, но тем не менее они не попали, а значит бой выигран! Мы корабль охранения конвоя, и если все в караване целы, значит мы свою задачу выполнили! — успокаиваю я своего начальника БЧ. Хотя он прав конечно, вооружили нас слабо.
Итак, бой с «юнкерсами» закончился. Меня потихоньку отпускало напряжение, вернулся и страх. В голову лезли разные мысли, «а что, если бы?» и тому подобная ерунда. Я встряхнулся, паниковать будем потом, ничего ещё не закончилось, они могут вернуться, нужно навести порядок в моём маленьком «царстве», соберись тряпка! Тральщик подошел к подвергнувшемуся атаке сухогрузу, и я в мегафон высказал капитану всё что думаю про него, не стесняясь в выражениях, густо переплетая английские и русские слова с ненормативной лексикой. Капитан американца, возмущенно заявил, что если бы наш ход был полным, то мы были бы уже в порту, и без зазрения совести предложил мне бросить поврежденный корабль и идти к порту вдвоём. Я аж задохнулся от возмущения.
— Слушай меня сюда гнида! Если ты ещё хотя бы раз, без моего разрешения вывялишься из строя или увеличишь скорость, я буду стрелять не по самолётам, а по твоей корме! Я повторяю один раз и огонь открою без предупреждения! Луше я тебя падла сам потоплю, чем буду бегать между вами двумя и выбирать кого прикрыть! — когда я говорил эти слова я совсем не шутил, и пусть я произнёс их на русском языке, но «союзник» меня без сомнения понял. Наш путь ещё не закончился и налёт может повторится, началась твоя война Витя!
Глава 8
Два крупных сухогруза, следовавших в охранении лишь одного тральщика, — слишком заманчивая для противника цель. Я не обманулся в своем предположении: перед заходом солнца фрицы повторили налет — на этот раз четырьмя «юнкерсами». Первым самолеты заметил с американского транспорта и тут же подняли сигнал. Я снова повел тральщик навстречу противнику и приказал Сидоренко, как и в прошлый раз, открыть заградительный огонь.
В этот раз немецкие пилоты вели себя решительнее, не обращая внимание на наши потуги предотвратить налёт, и вообще игнорируя тральщик, они разобрали себе каждый по одной цели и отбомбились как на полигоне. Я кусал губы от бессилия, мостик и нос «Шторма» полыхали огнём пулемётов и артиллерии, но всё тщетно. Мы не попали ни в кого, да что там не попали, мы даже напугать никого не смогли — неуязвимые самолёты сделали своё чёрное дело и скрылись в густеющих сумерках. Вокруг транспортов вода кипела от разрыва бомб и, казалось бы, в этом аду им не выжить. Но есть всё же какая-то высшая справедливость, наверное, оба сухогруза получив незначительные повреждения от осколков и ударных волн, вышли из-под бомбёжки практически целыми — прямых попаданий не было.
На рассвете мы подходим к порту Архангельска, оба транспорта доставлены практически без повреждений. Лоцманский катер встречает нас на подходе и передаёт приказ начальника порта — оставаться на внешнем рейде и ждать распоряжений, ночью немецкие самолёты произвели минирование входа в гавань, утром на мине подорвался портовый буксир, никто из экипажа не выжил…
— Не нравится мне это — делюсь я своими мыслями с Сидоренко — у них же есть тральщики, чего они фарватер не прочистят.
— Архангельский порт мелководный, максимальная глубина десять метров, а у них судя по всему нет катерных тральщиков — делится своим мнением мой зам — у тех осадка всего семьдесят сантиметров, а даже у нас она три метра. Если буксир подорвался, то мины стоят высоко, не пройти.
— И чего они делать будут? Как думаешь? — нехорошие подозрения насчёт намерений портового начальства начинают грызть меня всё сильнее и сильнее.
— Могут катера выслать с водолазами, или расстрелять фарватер артиллерией, можно глубинными бомбами закидать, но это долго и не даст гарантию полного разминирования, скорее всего рискнут одним из тральщиков — опытный военный моряк смотрит на меня и в его взгляде я ничего хорошего не вижу. Самый ближайший тральщик к минному полю — наш.
Мои опасения оправдались на все сто. Через час лоцманский катер передаёт нам пакет из порта, а в нём приказ — тральщику Т-66 осуществить траление фарватера! В пакет вместе с заданием была вложена калька района траления. В кальке обозначены лишь границы ранее поставленного силами базы минного поля, боновых заграждений и маршрут нашего движения, нам нужно будет сделать не менее пяти галсов. К нам выходят три портовых катера с пулемётами, которые будут во время траления, следуя за «Штормом», ставить вехи и расстреливать подсеченные мины. Они же и будут спасать экипаж в случае подрыва на мине, если будет кого спасать…
— Ну чего скажете, отцы командиры? — наше мини совещание проходит на мостике. Присутствуют все мои замы и минёр, он же командир отделения минирования и траления и единственный из нас кто досконально знает, чего делать. Мы ни разу не доставали тралы из трюма, теоретически всё просто, тем более что наставление по использованию всех видов тралов я прочитал, но на практике никто из нас такого ещё не делал.
— Мины находиться на глубине осадки «Шторма» — первым начинает минёр, мичман в возрасте хорошо так за сорок, по имени Максим — по наставлению впереди с тралами должны идти катерные тральщики, имеющие малую осадку. Но таких катеров на базе нет. Параван–охранителей у нас тоже нет.
